Я всегда считаю, что посадка на рейс Москва-Лондон означает для меня конец всем приключениям, что самолёт уж как-нибудь прилетит в Хитроу, а из Хитроу до дома просто каждые полчаса ходит автобус. Кроме того, из пятого терминала есть другой автобус, который также доставляет к самым воротам университета. На этот раз я не поленился перебраться в этот пятый терминал, чтобы ловить сразу два рейса, нашёл остановку, проверил расписания и стал ждать. И, надо сказать, долго ждал — пора бы уже, но мои автобусы всё не приходят. Приходят другие, и я каждый раз дёргаюсь, и каждый раз убеждаюсь, что это не мой номер. Опаздывать так сильно они не могут: здесь так не бывает. Расписание прочитано мною десять раз: с понедельника по пятницу каждые полчаса до десяти вечера, сейчас обычный будний день, восемь часов — всё проверено и перепроверено. И, хотя, вся эта информация не вызывает никакого сомнения, но, всё же, где-то в ней ошибка!
Ошибка оказалась в том, что день был не совсем обычный: государственный праздник, Spring Bank Holiday. Эту мою догадку подтвердил первый же прохожий. Значит, действует воскресное расписание, мои рейсы уже не ходят — а единственный известный мне резервный маршрут, это доехать до Лондона, откуда уже в университет на поезде, но это чудовищный крюк! Пока я размышлял, подошёл автобус, названия остановок которого мне показались знакомыми: от какой-то из них я легко мог добраться на поезде до родного Эгема. Не долго думая, я сел в автобус, а дальше около двадцати минут, пользуясь всей доступной мне информацией, пытался вычислить, где же мне, всё-таки, выходить. Но даже водитель не мог подсказать, зато он сделал умнее: подъехав к станции, он дал мне вылезти, уточнить всё, и только убедившись, что у меня всё в порядке, уехал. Мелочь, а приятно!
31 июля 2009 г.
22 июля 2009 г.
Шереметьево — любовь моя
Рассказ про Израиль никак не коснулся моего любимого Шереметьево, а ведь в ту поездку мне пришлось побывать там аж четыре раза! Восполню пробел.
Если говорить честно, аэропорт развивается. И проверка багажа стала намного продуманней, и сообщение с городом улучшилось с введением Аэроэкспресса, но... В Домодедово тот же самый Аэроэкспесс за те же самые деньги действительно добавляет удобство: худо-бедно, но на всём пути от перрона метро до поезда нет ни одной лестницы без пандуса. Благодаря изрядному количеству указателей, заблудиться также невозможно. И, само собой, поезд подходит прямо к аэропорту: выход из него — это почти зал вылетов. В Шереметьево всё иначе. Прежде, чем попасть на поезд, нужно походить по грязному подземному переходу и привокзальной площади — никаких приспособлений для чемодана. Да и вообще, непосвящённому негде узнать, в какую сторону идти. Зато дальше всё красиво, продуманно: по прибытии вы попадаете в шикарный зал ожидания с бесчисленными кафешками и магазинчиками, везде чистота, порядок. Однако собственно переход к терминалу ещё не построен, и единственный маршрут, это грязная временная дорожка, вся в лужах, проведённая через огромную стройку. Ладно, мы-то привыкли уже, в светлых брюках в аэропорт не ездим: перед иностранцами стыдно.
И ещё одна тонкость: поезд пока доходит только до терминала 2, а если вам дальше, в терминал 1 или С, то пересаживайтесь на автобус. Да, автобус бесплатный, решение вполне адекватное, но честно ли за всё это недоделанное и недостроенное брать 250 р?
Ну и напоследок небольшая история посадки в самолёт. Во-первых, не ищите в зале ожидания терминала C табло с вылетами: его там нет. Как сказал мне тамошний сотрудник, у них терминал «для бюджетных рейсов». Для справки, мне чудом удалось за месяц до поездки поймать билет за £270, причём часом раньше или позже я бы заплатил в полтора-четыре раза больше... Дальше, в доказательство бюджетности рейса, нас сажали не через рукав, хотя таковых было премножество, а автобусом. Автобус не имел сидений: набитый, с закрытыми дверями и под солнцем, он был таким душным, что одна женщина таки упала в обморок. Водителя попросили остановить, открыть двери: свежий воздух нужен! Но он невозмутимо довёз до самолёта: ведь нельзя открывать двери, если за автобусом не следит охрана. Водитель, конечно, по-своему прав — просто не нужно доводить до таких ситуаций.
Последнее доказательство того, что рейс бюджетный, прибыло уже в полёте. Я, конечно, не специалист, но и мне хватает разума, чтобы понять, что неоправданно резкие развороты над Шереметьево при взлёте, перенаклон самолёта, когда пассажиров не просто вжимает в кресла, но и заваливает набок, нервная и жёсткая посадка — всё это говорит об откровенно плохом пилоте. На тех же самых самолётах я по много раз за год летаю между Лондоном и Москвой, и никаких подобных проблем, почему-то, не испытываю. Эта моя догадка, кажется, объясняет и неудачный прошлогодний полёт на Кипр: просто на эти бюджетные направления, наверное, допускаются малоопытные пилоты. Правды ради должен сказать, что обратно из Израиля в Москву мы летели очень неплохо. И пассажиры хлопали после посадки, но я опять не могу без сарказма: ну почему на западных авиалиниях нет такой традиции? Значит ли это, что Аэрофлот до сих пор посадку самолёта считает смертельным номером?
Если говорить честно, аэропорт развивается. И проверка багажа стала намного продуманней, и сообщение с городом улучшилось с введением Аэроэкспресса, но... В Домодедово тот же самый Аэроэкспесс за те же самые деньги действительно добавляет удобство: худо-бедно, но на всём пути от перрона метро до поезда нет ни одной лестницы без пандуса. Благодаря изрядному количеству указателей, заблудиться также невозможно. И, само собой, поезд подходит прямо к аэропорту: выход из него — это почти зал вылетов. В Шереметьево всё иначе. Прежде, чем попасть на поезд, нужно походить по грязному подземному переходу и привокзальной площади — никаких приспособлений для чемодана. Да и вообще, непосвящённому негде узнать, в какую сторону идти. Зато дальше всё красиво, продуманно: по прибытии вы попадаете в шикарный зал ожидания с бесчисленными кафешками и магазинчиками, везде чистота, порядок. Однако собственно переход к терминалу ещё не построен, и единственный маршрут, это грязная временная дорожка, вся в лужах, проведённая через огромную стройку. Ладно, мы-то привыкли уже, в светлых брюках в аэропорт не ездим: перед иностранцами стыдно.
И ещё одна тонкость: поезд пока доходит только до терминала 2, а если вам дальше, в терминал 1 или С, то пересаживайтесь на автобус. Да, автобус бесплатный, решение вполне адекватное, но честно ли за всё это недоделанное и недостроенное брать 250 р?
Ну и напоследок небольшая история посадки в самолёт. Во-первых, не ищите в зале ожидания терминала C табло с вылетами: его там нет. Как сказал мне тамошний сотрудник, у них терминал «для бюджетных рейсов». Для справки, мне чудом удалось за месяц до поездки поймать билет за £270, причём часом раньше или позже я бы заплатил в полтора-четыре раза больше... Дальше, в доказательство бюджетности рейса, нас сажали не через рукав, хотя таковых было премножество, а автобусом. Автобус не имел сидений: набитый, с закрытыми дверями и под солнцем, он был таким душным, что одна женщина таки упала в обморок. Водителя попросили остановить, открыть двери: свежий воздух нужен! Но он невозмутимо довёз до самолёта: ведь нельзя открывать двери, если за автобусом не следит охрана. Водитель, конечно, по-своему прав — просто не нужно доводить до таких ситуаций.
Последнее доказательство того, что рейс бюджетный, прибыло уже в полёте. Я, конечно, не специалист, но и мне хватает разума, чтобы понять, что неоправданно резкие развороты над Шереметьево при взлёте, перенаклон самолёта, когда пассажиров не просто вжимает в кресла, но и заваливает набок, нервная и жёсткая посадка — всё это говорит об откровенно плохом пилоте. На тех же самых самолётах я по много раз за год летаю между Лондоном и Москвой, и никаких подобных проблем, почему-то, не испытываю. Эта моя догадка, кажется, объясняет и неудачный прошлогодний полёт на Кипр: просто на эти бюджетные направления, наверное, допускаются малоопытные пилоты. Правды ради должен сказать, что обратно из Израиля в Москву мы летели очень неплохо. И пассажиры хлопали после посадки, но я опять не могу без сарказма: ну почему на западных авиалиниях нет такой традиции? Значит ли это, что Аэрофлот до сих пор посадку самолёта считает смертельным номером?
18 июля 2009 г.
Восток — дело тонкое!
По удачному стечению обстоятельств в мае получилось съездить на пару недель в Израиль — отдохнуть в Эйлате с перерывом на конференцию в Иерусалиме. Израиль, пожалуй, — одна из самых спорных стран, про которую я слышал так много разного и неожиданного, что давно не терпелось побывать, посмотреть, пощупать.
Итак, первым пунктом программы был Эйлат. Курортный город, в котором температура воды и зимой и летом колеблется от 22 до 24 — город, в который, несмотря на все транспортные трудности, стремятся толпы туристов. А трудности, действительно, есть: находясь на южном кончике страны, он граничит с Иорданией с одной стороны и с Египтом с другой. А чуть подальше от моря сплошь горы, так что аэропорт расположен на побережье, и самолётам приходится круто разворачиваться над морем, чтобы миновать недружелюбные страны. Отсюда, аэропорт принимает только маленькие суда, а те, что покрупнее, садятся в военном аэропорту далеко в пустыне. Там-то наш самолёт и приземлился, и сразу же я окунулся в атмосферу «милитари». Потом долго ехали мимо границы, видели вышки на египетской стороне, видели израильские военные сооружения, видели блокпосты и повсеместно — военных с их непременными автоматами.
Таково было первое впечатление. Неожиданно. Я же как привык: либо «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь», либо что граница, конечно, тут, рядом совсем (сколько там от Лондона до Франции или Бельгии?), но только никто на неё внимания не обращает: что по ту, что по эту сторону — всё одно: Европа.
На первый взгляд, Эйлат — нормальный курортный город: приятные пляжи, дорогое мороженое, аттракционы, общая расслабленность и непринуждённость. Вдоль набережной, как водится, пешеходная улица с ресторанчиками и отелями, магазинами и лавочками. Но есть у него три отличия от привычных курортов — три характерные черты Израиля: безопасность, шаббат и иврит. И если повсеместные, неизбежные, но вежливые проверки сумок вызывают скорее ощущение безопасности, нежели проблемы, то шаббат, то есть тотальный выходной с середины пятницы и до заката в субботу, а также иврит как основной и почти единственный язык большинства, иногда приводят к серьёзным неприятностям. Действительно, вопреки ожиданиям, большая часть надписей не переведена ни на какой другой язык (кроме, быть может, арабского). Это относится и к продуктам в магазине, и к ценникам — хорошо хоть, что числа они пишут привычным способом, — и к объявлениям в автобусе. Информация дублируется частично и без какой-либо видимой логики: так, сайт автобусной компании предлагает поиск маршрутов и расписаний на иврите, английском и русском, а вот заказать билет можно только на иврите. В последнем я убедился в пятницу днём, когда решил купить билеты до Иерусалима на субботу вечер. Две проблемы — шаббат и иврит — совпали, я оказался в тупике. Сам виноват, скажут многие. Согласен! Именно поэтому, ругая себя последними словами, я искал обходные пути. Автоматическая телефонная служба работает без выходных и на нескольких языках, но, как и сайт, весьма неудобна в использовании, так что в результате мне не удалось от неё ничего добиться. Спасло то, что Эйлат, на самом деле, город сравнительно светский, и автобусная станция прекрасно работает семь дней в неделю. Тоже интересно, что первый автобус из Эйлата в Иерусалим отходит по субботам ещё до заката: важно только, чтобы в Иерусалим он въехал, когда стемнеет.
Ещё полезно понимать, что Эйлат отрезан от остального Израиля огромной пустыней. В городе есть опреснитель, так что его можно назвать достаточно зелёным, но воздух всегда сухой, в небе ни одного облачка — только песчаная пыль иногда приглушает палящее солнце. Нам не повезло с погодой, почти все дни было аномально жарко, доходило до 42°C, но благодаря постоянным ветрам даже при такой температуре жить, оказывается, можно — нужно только не забывать очень много пить.
Совершенно иные впечатления оставил Иерусалим. Приключения начались сразу же: таксист привёз к запертым и тёмным воротам университета, на территории которого расположен конференционный отель, и заявил, что всё закрыто, что в субботу ночью проникнуть внутрь наверняка не получится. Я не поверил, отпустил его, обошёл пол-университета, поговорил по-русски с каким-то охранником (по-английски, боюсь, у меня бы с ним не получилось договориться) и таки нашёл ворота, через которые и проник. Дальше всё было замечательно: комфортный номер, неформальная атмосфера конференции, качественая еда!.. Но не стоит забывать, что мне предстоял доклад — первое серьёзное выступление в жизни: выступление перед залом профессоров! Этого дня я страшно боялся: не умом, но каким-то внутренним предательским чувством. Единственное разумное опасение касалось вопросов: полагал, что из-за своего английского не смогу понять, о чём меня спрашивают, попаду в неловкое положение. Но опасения оказались излишними: во-первых, мне, как и другим, вопросов почти не задавали, потому что интересовались больше Иерусалимом, нежели докладами, а, во-вторых, мой английский был не хуже, чем у большинства. Так что выступил я по самой строгой — собственной — оценке неплохо, и тем и был счастлив.
А дальше была многочасовая пешая экскурсия по старому городу, и назавтра самостоятельная прогулка по тем же местам. Экскурсия начиналась днём, под палящим солнцем, в те же 42°C. Впрочем, нет, неправда, это не те же 42. Это иерусалимские, безветренные. Понимать экскурсовода, сыпавшего названиями и именами на языках оригинала, было и так не очень просто, а после нескольких стоянок в тени и не только голова уже и вовсе перестала соображать, запоминались только отдельные предложения. Умные люди сразу же бросили попытки вслушиваться и принялись изучать город, пока я всё старался ловить смысл его речей, то есть понимать, чем же этот камень, улица или здание так замечательны. Забавно: в Москве и Питере, в Будапеште и Лондоне можно много рассказать о каждой достопримечательности, но даже если ничего про них не знать, то всё равно приятно смотреть. Хватает одной уже красоты архитектуры, чтобы наслаждаться городом. В Иерусалиме это не так. Достопримечательности интересны именно исторически, так что, если ничего про них не знать, они теряют смысл. И Стену Плача (или, более правильное название, Западную Стену), и Храм Гроба Господня сложно назвать внешне привлекательными. Это религиозные святыни — пусть важные, пусть даже главные для этих религий, но эстетического наслаждения от их созерцания я не испытал никакого. Сказать больше — мне сильно не понравилась атмосфера в Храме Гроба Господня: вместо света и любви я увидел там напряжение, серьёзность, даже хмурость. По окончании рассказа, что, по некоторым предположениям, Голгофа расположена именно здесь, что есть вероятность, что гроб был именно тут, и что, существует мнение, что именно на этот камень Он был положен — особенного ощущения святости места у меня тоже не возникло: достоверность Стены Плача хотя бы никто не оспаривает. Впрочем, это моё впечатление.
Больше всего в старом городе мне понравились еврейские спальные районы. Довольно симпатичные, аккуратные, светлые: добрая, спокойная атмосфера. Не понравились своей грязью и агрессивными взглядами местных жителей арабские районы. И совсем не понравились улочки, заполненные торговцами и лавочками, когда со всех сторон и на всех языках пристают, навязчиво предлагая свой товар — причём обойти такие места просто физически невозможно.
А потом был снова Эйлат, по дороге в который меня окончательно продуло, так что остаток отдыха был несколько смазан. Последнее впечатление — аэропорт Овда. Поскольку по дороге из Москвы таможня в Шереметьево ничем не отличалась от обычной процедуры, я уже и не ждал никаких собеседований и особых досмотров — а зря. Для начала всех пассажиров выстроили в несколько очередей, разделяя на семьи и остальных. Семьи проходили довольно быстро: как я понимаю, предполагается, что террорист может пожертвовать собой, но не женой или ребёнком. Наша же очередь продвигалась крайне медленно, причём этот цивилизованный Израиль заставлял нас всё это время стоять со всеми вещами, что сложно назвать нежной заботой о людях. Но очередью испытание не заканчивалось: ещё минут пятнадцать я беседовал с пограничником. Вопросы были обо всей поездке и о жизни вообще. Прямой логики я в них не уловил: попробую предположить, что они хотели убедиться, что всё, что я говорю, это не хорошо выученная легенда. Но можно на это посмотреть и с другой стороны: сначала нас продержали около часа в очереди — кстати, нередко поглядывая на каждого. А затем все эти вопросы: часто повторяющиеся, утомляющие и приводящие, наконец, к тому, что человек начинает сбиваться, и скрыть уже ничего не в состоянии. Вот когда я дошёл до этой кондиции и стал путать слова, когда не мог уже в уме посчитать, сколько дней я провёл в Эйлате, если вся поездка двухнедельная, а в Иерусалиме было четыре дня — вот тогда от меня очень быстро отцепились. Причём отцепились настолько, что не стали проверять уже ни чемодан, ни личную кладь и даже пропустили с почти полной бутылкой воды, на что уж я точно никак не рассчитывал.
Тем всё и закончилось. Отдохнуть порядком не получилось, но впечатлений много, и, главное, я теперь хоть чуть-чуть, хоть субъективно, но представляю, что же такое Израиль.
Итак, первым пунктом программы был Эйлат. Курортный город, в котором температура воды и зимой и летом колеблется от 22 до 24 — город, в который, несмотря на все транспортные трудности, стремятся толпы туристов. А трудности, действительно, есть: находясь на южном кончике страны, он граничит с Иорданией с одной стороны и с Египтом с другой. А чуть подальше от моря сплошь горы, так что аэропорт расположен на побережье, и самолётам приходится круто разворачиваться над морем, чтобы миновать недружелюбные страны. Отсюда, аэропорт принимает только маленькие суда, а те, что покрупнее, садятся в военном аэропорту далеко в пустыне. Там-то наш самолёт и приземлился, и сразу же я окунулся в атмосферу «милитари». Потом долго ехали мимо границы, видели вышки на египетской стороне, видели израильские военные сооружения, видели блокпосты и повсеместно — военных с их непременными автоматами.
Таково было первое впечатление. Неожиданно. Я же как привык: либо «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь», либо что граница, конечно, тут, рядом совсем (сколько там от Лондона до Франции или Бельгии?), но только никто на неё внимания не обращает: что по ту, что по эту сторону — всё одно: Европа.
На первый взгляд, Эйлат — нормальный курортный город: приятные пляжи, дорогое мороженое, аттракционы, общая расслабленность и непринуждённость. Вдоль набережной, как водится, пешеходная улица с ресторанчиками и отелями, магазинами и лавочками. Но есть у него три отличия от привычных курортов — три характерные черты Израиля: безопасность, шаббат и иврит. И если повсеместные, неизбежные, но вежливые проверки сумок вызывают скорее ощущение безопасности, нежели проблемы, то шаббат, то есть тотальный выходной с середины пятницы и до заката в субботу, а также иврит как основной и почти единственный язык большинства, иногда приводят к серьёзным неприятностям. Действительно, вопреки ожиданиям, большая часть надписей не переведена ни на какой другой язык (кроме, быть может, арабского). Это относится и к продуктам в магазине, и к ценникам — хорошо хоть, что числа они пишут привычным способом, — и к объявлениям в автобусе. Информация дублируется частично и без какой-либо видимой логики: так, сайт автобусной компании предлагает поиск маршрутов и расписаний на иврите, английском и русском, а вот заказать билет можно только на иврите. В последнем я убедился в пятницу днём, когда решил купить билеты до Иерусалима на субботу вечер. Две проблемы — шаббат и иврит — совпали, я оказался в тупике. Сам виноват, скажут многие. Согласен! Именно поэтому, ругая себя последними словами, я искал обходные пути. Автоматическая телефонная служба работает без выходных и на нескольких языках, но, как и сайт, весьма неудобна в использовании, так что в результате мне не удалось от неё ничего добиться. Спасло то, что Эйлат, на самом деле, город сравнительно светский, и автобусная станция прекрасно работает семь дней в неделю. Тоже интересно, что первый автобус из Эйлата в Иерусалим отходит по субботам ещё до заката: важно только, чтобы в Иерусалим он въехал, когда стемнеет.
Ещё полезно понимать, что Эйлат отрезан от остального Израиля огромной пустыней. В городе есть опреснитель, так что его можно назвать достаточно зелёным, но воздух всегда сухой, в небе ни одного облачка — только песчаная пыль иногда приглушает палящее солнце. Нам не повезло с погодой, почти все дни было аномально жарко, доходило до 42°C, но благодаря постоянным ветрам даже при такой температуре жить, оказывается, можно — нужно только не забывать очень много пить.
Совершенно иные впечатления оставил Иерусалим. Приключения начались сразу же: таксист привёз к запертым и тёмным воротам университета, на территории которого расположен конференционный отель, и заявил, что всё закрыто, что в субботу ночью проникнуть внутрь наверняка не получится. Я не поверил, отпустил его, обошёл пол-университета, поговорил по-русски с каким-то охранником (по-английски, боюсь, у меня бы с ним не получилось договориться) и таки нашёл ворота, через которые и проник. Дальше всё было замечательно: комфортный номер, неформальная атмосфера конференции, качественая еда!.. Но не стоит забывать, что мне предстоял доклад — первое серьёзное выступление в жизни: выступление перед залом профессоров! Этого дня я страшно боялся: не умом, но каким-то внутренним предательским чувством. Единственное разумное опасение касалось вопросов: полагал, что из-за своего английского не смогу понять, о чём меня спрашивают, попаду в неловкое положение. Но опасения оказались излишними: во-первых, мне, как и другим, вопросов почти не задавали, потому что интересовались больше Иерусалимом, нежели докладами, а, во-вторых, мой английский был не хуже, чем у большинства. Так что выступил я по самой строгой — собственной — оценке неплохо, и тем и был счастлив.
А дальше была многочасовая пешая экскурсия по старому городу, и назавтра самостоятельная прогулка по тем же местам. Экскурсия начиналась днём, под палящим солнцем, в те же 42°C. Впрочем, нет, неправда, это не те же 42. Это иерусалимские, безветренные. Понимать экскурсовода, сыпавшего названиями и именами на языках оригинала, было и так не очень просто, а после нескольких стоянок в тени и не только голова уже и вовсе перестала соображать, запоминались только отдельные предложения. Умные люди сразу же бросили попытки вслушиваться и принялись изучать город, пока я всё старался ловить смысл его речей, то есть понимать, чем же этот камень, улица или здание так замечательны. Забавно: в Москве и Питере, в Будапеште и Лондоне можно много рассказать о каждой достопримечательности, но даже если ничего про них не знать, то всё равно приятно смотреть. Хватает одной уже красоты архитектуры, чтобы наслаждаться городом. В Иерусалиме это не так. Достопримечательности интересны именно исторически, так что, если ничего про них не знать, они теряют смысл. И Стену Плача (или, более правильное название, Западную Стену), и Храм Гроба Господня сложно назвать внешне привлекательными. Это религиозные святыни — пусть важные, пусть даже главные для этих религий, но эстетического наслаждения от их созерцания я не испытал никакого. Сказать больше — мне сильно не понравилась атмосфера в Храме Гроба Господня: вместо света и любви я увидел там напряжение, серьёзность, даже хмурость. По окончании рассказа, что, по некоторым предположениям, Голгофа расположена именно здесь, что есть вероятность, что гроб был именно тут, и что, существует мнение, что именно на этот камень Он был положен — особенного ощущения святости места у меня тоже не возникло: достоверность Стены Плача хотя бы никто не оспаривает. Впрочем, это моё впечатление.
Больше всего в старом городе мне понравились еврейские спальные районы. Довольно симпатичные, аккуратные, светлые: добрая, спокойная атмосфера. Не понравились своей грязью и агрессивными взглядами местных жителей арабские районы. И совсем не понравились улочки, заполненные торговцами и лавочками, когда со всех сторон и на всех языках пристают, навязчиво предлагая свой товар — причём обойти такие места просто физически невозможно.
А потом был снова Эйлат, по дороге в который меня окончательно продуло, так что остаток отдыха был несколько смазан. Последнее впечатление — аэропорт Овда. Поскольку по дороге из Москвы таможня в Шереметьево ничем не отличалась от обычной процедуры, я уже и не ждал никаких собеседований и особых досмотров — а зря. Для начала всех пассажиров выстроили в несколько очередей, разделяя на семьи и остальных. Семьи проходили довольно быстро: как я понимаю, предполагается, что террорист может пожертвовать собой, но не женой или ребёнком. Наша же очередь продвигалась крайне медленно, причём этот цивилизованный Израиль заставлял нас всё это время стоять со всеми вещами, что сложно назвать нежной заботой о людях. Но очередью испытание не заканчивалось: ещё минут пятнадцать я беседовал с пограничником. Вопросы были обо всей поездке и о жизни вообще. Прямой логики я в них не уловил: попробую предположить, что они хотели убедиться, что всё, что я говорю, это не хорошо выученная легенда. Но можно на это посмотреть и с другой стороны: сначала нас продержали около часа в очереди — кстати, нередко поглядывая на каждого. А затем все эти вопросы: часто повторяющиеся, утомляющие и приводящие, наконец, к тому, что человек начинает сбиваться, и скрыть уже ничего не в состоянии. Вот когда я дошёл до этой кондиции и стал путать слова, когда не мог уже в уме посчитать, сколько дней я провёл в Эйлате, если вся поездка двухнедельная, а в Иерусалиме было четыре дня — вот тогда от меня очень быстро отцепились. Причём отцепились настолько, что не стали проверять уже ни чемодан, ни личную кладь и даже пропустили с почти полной бутылкой воды, на что уж я точно никак не рассчитывал.
Тем всё и закончилось. Отдохнуть порядком не получилось, но впечатлений много, и, главное, я теперь хоть чуть-чуть, хоть субъективно, но представляю, что же такое Израиль.
8 июля 2009 г.
По дороге в Париж
Сижу сейчас на вокзале London St. Pancras, до отправления поезда в Париж около часа — наслаждаюсь пока красивой обстановкой и бесплатным интернетом. Завидуйте!
25 июня 2009 г.
Объявление
В Англии принято объяснять всё доходчиво:
Иными словами, «по понедельникам, средам и пятницам почтовая комната работает с 10 до 13 и с 14 до 17.
А по вторникам и четвергам (что бы выподумали?) — с 10 до 13 и с 14 до 17.
Но это в период занятий. Совсем всё иначе во время каникул. Тогда часы работы комнаты с понедельника и по пятницу следующие: с 10 до 13 и с 14 до 17.
Отдельно обращаем ваше внимание на то, что с 9 до 10 и с 13 до 14 комната работать не будет.»
Но самое смешное, что это уже исправленный вариант: первое объявление было ещё более нелепым.
Иными словами, «по понедельникам, средам и пятницам почтовая комната работает с 10 до 13 и с 14 до 17.
А по вторникам и четвергам (что бы вы
Но это в период занятий. Совсем всё иначе во время каникул. Тогда часы работы комнаты с понедельника и по пятницу следующие: с 10 до 13 и с 14 до 17.
Отдельно обращаем ваше внимание на то, что с 9 до 10 и с 13 до 14 комната работать не будет.»
Но самое смешное, что это уже исправленный вариант: первое объявление было ещё более нелепым.
27 января 2009 г.
Туманный Альбион
По своему обыкновению я вышел прогуляться в ночную пору — насладиться красотой английской погоды, пройтись по пустынному парку близ главного здания. Ни ветерка, тишина — и туман: такая лёгкая, прозрачная дымка, заметная только по нежным ореолам у фонарей, делающая пространство осязаемым, конечным, уютным. Почему-то создающая спокойствие и даже уверенность на душе.
Сюда бы Константина Коровина или Тургенева.
Сюда бы Константина Коровина или Тургенева.
15 января 2009 г.
Лондон-Бонн-Лондон
Два месяца длилось моё заточение в Соединённом Королевстве, пока мне продлевали английскую визу — два месяца переносилась дата моего визита к брату в Бонн, но, наконец, я получил свой паспорт и ринулся в посольство: потому что Великобритания не входит в Шенгенскую зону, и Германия меня так просто принимать не хочет. А дело было к Рождеству, пробиться сложно. Опуская лишние подробности, скажу только, что спасла меня география Европы: имея билеты до Кёльна, я заявил, что еду в Страсбург, и это совершенно устроило французских чиновников. Кстати, не вызвало у них вопросов также и то, почему вместо нормальной банковской выписки я предоставляю выписку годовой давности и отдельно какую-то филькину грамоту: список последних операций с печатью, но без моего имени. Видно, они хорошо уже знакомы с английской банковской системой, то есть знают, что получить настоящую выписку здесь может только человек, обладающий выдающимися способностями к убеждению. Я обошёлся более доступными средствами (подсказка: одна бумажка доказывала текущие средства на счету, а другая подтверждала, что этот счёт принадлежит мне).
Дорога в Германию была непростая: шесть поездов, чтобы добраться от меня до Бонна — девять часов, если включать пересадки и ожидания. Но так было дешевле и интереснее.
Вокзал в Лондоне, с которого отправляются на континент, выглядел невероятно роскошно и празднично, тем более, что было двадцать четвёртое, канун Рождества. Поезд тоже показался приятным, если не считать прямого участка по Англии: местность тут холмистая, и поэтому каждые полминуты на скорости около 300 км/ч мы въезжали и выезжали из коротеньких тоннелей: ощущения при этом не лучше, чем в самолёте на взлёте — удивляюсь, как это выдерживают люди не очень здоровые.
Наконец, долгожданный тоннель под Ла-Маншем! Пока поезд стоял, чтобы пройти обязательную проверку перед въездом, мне бы следовало наблюдать это чудо человеческого прогресса: и я наблюдал бы — если бы было, что наблюдать. В действительности же более унылого пейзажа мне, наверное, никогда ещё не приходилось встречать: монотонно-серое небо свисало над зеленовато-серыми холмами, и только невзрачное и ничем непримечательное железнодорожное полотно тускло разнообразило картину. Наконец мы тронулись, не спеша въехали в тоннель, и... Предвкушаю уже вопросы, как оно там — под водой-то? Но дело в том, что тоннель проходит под морем, он прокопан в земле, представляет собой простую бетонную трубу — тёмную и скучную.
Путешествие под Ла-Маншем было столь непримечательно, что я даже вздремнул и не заметил, как мы выехали на поверхность. Никаких эмоций вся эта дорога не вызвала — приятно только было осознавать, что всего полчаса назад я находился на другом берегу пролива: что миновал море, проехав не над, а под толщей воды. Впрочем, самой воды я так и не увидел: что по ту, что по другую сторону, поезд оказывается отрезанным от моря высокими берегами.
По Франции и Бельгии проехались с ветерком — фотографировать почти не получалось, настолько всё смазывалось. В Брюсселе, где мне предстояло совершить пересадку, я ожидал встретить недоброжелательную таможню с вопросом, куда это я направляюсь со своей французской визой? Но нас никто не проверял: вышли, как из простой электрички. Поезд Брюссель-Кёльн меня удивил не меньше: между странами, всё-таки, ездит, супер-скоростной какой-то, а садишься — как с Курского на Тулу едешь! Вот в Лондоне вокзал выглядел солидно, почти как аэропорт, а здесь...
В Кёльне меня встречал Котя, но ещё до его появления я успел познакомиться с первой отличительной особенностью немцев: они не уступают дороги. За год, проведённый на чужбине, я привык, что практически в любых обстоятельствах и почти любой англичанин попробует пропустить тебя вперёд, если только в том возникнет малейшая необходимость. Здесь же, когда поезд остановился, меня почти сразу оттеснили в угол тамбура, так что я несколько минут наблюдал пассажиров, идущих мимо отсека для багажа, недоумевая, почему ни один из них, видя, что я подошёл раньше, не остановится, не предложит мне первому забрать свой чемодан! А несколько позже я и вовсе вспомнил родную Москву: желающего войти на нашей остановке пассажира явно не заботило, что из автобуса выходят два человека.
А потом были домашний уют, праздничный ужин и Рождество — и странное ощущение, что я уже в Германии, в той самой, о которой слышал так много, а меня это совсем не удивляет. В следующие дни Котя показывал мне близлежащие города, и, увы, они меня не обрадовали. Не хочу обижать Германию, но Кёльн, например, показался мне очень серым, даже обшарпанным. Рейн не произвёл никакого впечатления, симпатичных и приветливых улочек в городе я тоже не заметил, и только знаменитый кафедральный собор смог действительно заинтересовать. Бонн показался хмурым, особенно когда мы шли по нему в рождественскую ночь, и вокруг не было буквально никаких праздничных украшений, тогда как мой малюсенький университетский городок весь светился и переливался ещё за неделю до этого! Намного более симпатичным предстал Аахен и, конечно, его собор, построенный ещё Карлом Великим. Вот это действительно красота — не хотелось уходить. А потом сидели в уютном кафе и наблюдали продавщицу, заражавшую своей солнечной улыбкой даже самого грустного покупателя. Когда около стойки становилось пусто, на её лице проступала усталость — дело было к вечеру, — однако приближение нового клиента возвращало на место весь восторг, как будто она ждала этой встречи всю жизнь! И пусть мне не говорят, что её улыбка купленная: я хочу, чтобы мне так улыбались, я хочу улыбаться в ответ — и у всех тогда будет отличное настроение, и добра станет больше.
Отдельное впечатление, это Новый Год в Бонне. Если Рождество — праздник семейный, тихий, религиозный, то Новый Год, это возможность побуянить. Бонн буянил шумно. Уже за две минуты до полуночи тишина бывшей временной столицы была поставлена под сомнение, а вскоре город и вовсе наполнился непрекращающимся грохотом фейерверков, причём запускались они отовсюду: отличился и наш сосед, так что при выходе из дома мы дружно съеживались от каждого залпа. Взрывы были и простенькие, и какие-то невероятно красивые, а всё это вместе создавало по-настоящему праздничное настроение: наверное потому, что радость тысяч и тысяч людей в этот момент можно было увидеть невооружённым глазом.
А потом была обратная дорога, утомительная и уже лишённая какой-либо новизны. Только вот в Брюсселе я себе позволил немного пройтись в ожидании поезда, однако прогулка не доставила удовольствия. Но не стану судить о городе по одному пятачку близ центрального вокзала.
Зато возвращение было приятно и вновь обретённым спокойствием — на территории Англии я почувствовал себя уже дома, в безопасности, — и погодой, потому что в Германии, укутавшись в своё самоё тёплое, я неминуемо мёрз, тогда как по прибытии в Лондон мне очень скоро пришлось раздеваться. Но впечатление от поездки осталось замечательное: всего неделя, а успел и пообщаться, и страну немного посмотреть, и на поездах всяких поездить. Спасибо брату!
Дорога в Германию была непростая: шесть поездов, чтобы добраться от меня до Бонна — девять часов, если включать пересадки и ожидания. Но так было дешевле и интереснее.
Вокзал в Лондоне, с которого отправляются на континент, выглядел невероятно роскошно и празднично, тем более, что было двадцать четвёртое, канун Рождества. Поезд тоже показался приятным, если не считать прямого участка по Англии: местность тут холмистая, и поэтому каждые полминуты на скорости около 300 км/ч мы въезжали и выезжали из коротеньких тоннелей: ощущения при этом не лучше, чем в самолёте на взлёте — удивляюсь, как это выдерживают люди не очень здоровые.
Наконец, долгожданный тоннель под Ла-Маншем! Пока поезд стоял, чтобы пройти обязательную проверку перед въездом, мне бы следовало наблюдать это чудо человеческого прогресса: и я наблюдал бы — если бы было, что наблюдать. В действительности же более унылого пейзажа мне, наверное, никогда ещё не приходилось встречать: монотонно-серое небо свисало над зеленовато-серыми холмами, и только невзрачное и ничем непримечательное железнодорожное полотно тускло разнообразило картину. Наконец мы тронулись, не спеша въехали в тоннель, и... Предвкушаю уже вопросы, как оно там — под водой-то? Но дело в том, что тоннель проходит под морем, он прокопан в земле, представляет собой простую бетонную трубу — тёмную и скучную.
Путешествие под Ла-Маншем было столь непримечательно, что я даже вздремнул и не заметил, как мы выехали на поверхность. Никаких эмоций вся эта дорога не вызвала — приятно только было осознавать, что всего полчаса назад я находился на другом берегу пролива: что миновал море, проехав не над, а под толщей воды. Впрочем, самой воды я так и не увидел: что по ту, что по другую сторону, поезд оказывается отрезанным от моря высокими берегами.
По Франции и Бельгии проехались с ветерком — фотографировать почти не получалось, настолько всё смазывалось. В Брюсселе, где мне предстояло совершить пересадку, я ожидал встретить недоброжелательную таможню с вопросом, куда это я направляюсь со своей французской визой? Но нас никто не проверял: вышли, как из простой электрички. Поезд Брюссель-Кёльн меня удивил не меньше: между странами, всё-таки, ездит, супер-скоростной какой-то, а садишься — как с Курского на Тулу едешь! Вот в Лондоне вокзал выглядел солидно, почти как аэропорт, а здесь...
В Кёльне меня встречал Котя, но ещё до его появления я успел познакомиться с первой отличительной особенностью немцев: они не уступают дороги. За год, проведённый на чужбине, я привык, что практически в любых обстоятельствах и почти любой англичанин попробует пропустить тебя вперёд, если только в том возникнет малейшая необходимость. Здесь же, когда поезд остановился, меня почти сразу оттеснили в угол тамбура, так что я несколько минут наблюдал пассажиров, идущих мимо отсека для багажа, недоумевая, почему ни один из них, видя, что я подошёл раньше, не остановится, не предложит мне первому забрать свой чемодан! А несколько позже я и вовсе вспомнил родную Москву: желающего войти на нашей остановке пассажира явно не заботило, что из автобуса выходят два человека.
А потом были домашний уют, праздничный ужин и Рождество — и странное ощущение, что я уже в Германии, в той самой, о которой слышал так много, а меня это совсем не удивляет. В следующие дни Котя показывал мне близлежащие города, и, увы, они меня не обрадовали. Не хочу обижать Германию, но Кёльн, например, показался мне очень серым, даже обшарпанным. Рейн не произвёл никакого впечатления, симпатичных и приветливых улочек в городе я тоже не заметил, и только знаменитый кафедральный собор смог действительно заинтересовать. Бонн показался хмурым, особенно когда мы шли по нему в рождественскую ночь, и вокруг не было буквально никаких праздничных украшений, тогда как мой малюсенький университетский городок весь светился и переливался ещё за неделю до этого! Намного более симпатичным предстал Аахен и, конечно, его собор, построенный ещё Карлом Великим. Вот это действительно красота — не хотелось уходить. А потом сидели в уютном кафе и наблюдали продавщицу, заражавшую своей солнечной улыбкой даже самого грустного покупателя. Когда около стойки становилось пусто, на её лице проступала усталость — дело было к вечеру, — однако приближение нового клиента возвращало на место весь восторг, как будто она ждала этой встречи всю жизнь! И пусть мне не говорят, что её улыбка купленная: я хочу, чтобы мне так улыбались, я хочу улыбаться в ответ — и у всех тогда будет отличное настроение, и добра станет больше.
Отдельное впечатление, это Новый Год в Бонне. Если Рождество — праздник семейный, тихий, религиозный, то Новый Год, это возможность побуянить. Бонн буянил шумно. Уже за две минуты до полуночи тишина бывшей временной столицы была поставлена под сомнение, а вскоре город и вовсе наполнился непрекращающимся грохотом фейерверков, причём запускались они отовсюду: отличился и наш сосед, так что при выходе из дома мы дружно съеживались от каждого залпа. Взрывы были и простенькие, и какие-то невероятно красивые, а всё это вместе создавало по-настоящему праздничное настроение: наверное потому, что радость тысяч и тысяч людей в этот момент можно было увидеть невооружённым глазом.
А потом была обратная дорога, утомительная и уже лишённая какой-либо новизны. Только вот в Брюсселе я себе позволил немного пройтись в ожидании поезда, однако прогулка не доставила удовольствия. Но не стану судить о городе по одному пятачку близ центрального вокзала.
Зато возвращение было приятно и вновь обретённым спокойствием — на территории Англии я почувствовал себя уже дома, в безопасности, — и погодой, потому что в Германии, укутавшись в своё самоё тёплое, я неминуемо мёрз, тогда как по прибытии в Лондон мне очень скоро пришлось раздеваться. Но впечатление от поездки осталось замечательное: всего неделя, а успел и пообщаться, и страну немного посмотреть, и на поездах всяких поездить. Спасибо брату!
 |
| Новый Год в Германии |
14 января 2009 г.
Старый Новый Год
Вот и наступил этот удивительный праздник — Старый Новый Год! Всех поздравляю! А заодно поздравляю и с прошедшим Новым Годом, и с Рождеством по Григорианскому и Юлианскому календарям. Кстати, хочу обратить внимание общественности на один факт: я часто слышал формулировку, что Рождество справляется Русской Православной Церковью 7-го января — так вот, это не совсем верно! Ещё в четвёртом веке дата праздника была установлена на 25-ое декабря, и традицию эту никто не отменял. Расхождение в датах вызвано тем, что Русская Православная Церковь по-прежнему использует юлианский календарь, то есть старый стиль, тогда как почти все другие церкви перешли либо на григорианский календарь, то есть обычный, светский, либо на новоюлианский, который будет совпадать с григорианским ещё восемь столетий. Новые календари были введены для того, чтобы поправить неточность старого, отстающего от вращения Земли вокруг Солнца.
Так вот, с точки зрения РПЦ, Рождество справляется 25-го декабря, однако это число приходится на 7-ое января по светскому календарю. Надеюсь, я не очень запутал!
На самом деле, в 1923-ем году РПЦ также приняла новый стиль, однако меньше, чем через месяц, вернулась к юлианскому календарю, благодаря чему мы теперь имеем новогодний стол в рождественский пост, а 13-го января справляем праздник с загадочным названием.
Не могу в точности объяснить почему, но мне очень нравится этот праздник: непритязательный, нешумный, а здесь, в Англии, вообще никто о нём не знает. Я же соблюл все традиции, то есть немного убрался, приготовил праздничный ужин и включил традиционный фильм «Старый Новый Год», который бы не назвал шедевром, а, всё-таки, смотреть я его очень люблю.
Приятно провёл время, позволил себе немного расслабиться — чего всем иногда желаю! Удачи!
Так вот, с точки зрения РПЦ, Рождество справляется 25-го декабря, однако это число приходится на 7-ое января по светскому календарю. Надеюсь, я не очень запутал!
На самом деле, в 1923-ем году РПЦ также приняла новый стиль, однако меньше, чем через месяц, вернулась к юлианскому календарю, благодаря чему мы теперь имеем новогодний стол в рождественский пост, а 13-го января справляем праздник с загадочным названием.
Не могу в точности объяснить почему, но мне очень нравится этот праздник: непритязательный, нешумный, а здесь, в Англии, вообще никто о нём не знает. Я же соблюл все традиции, то есть немного убрался, приготовил праздничный ужин и включил традиционный фильм «Старый Новый Год», который бы не назвал шедевром, а, всё-таки, смотреть я его очень люблю.
Приятно провёл время, позволил себе немного расслабиться — чего всем иногда желаю! Удачи!
Подписаться на:
Сообщения (Atom)